Начало дня мое нелепо:
Начальник тела крепко спит,
В глазах, открытых еще слепо,
Внутри бессилие царит.

​Присел, согнувшись над коленом,
Холодный пол обдал стопу.
Сижу минуту в темных стенах
С ритмичным пульсом в моем лбу.

​Оперши руки на кровать,
Вперед подался тяжким телом.
Душа взялась мольбой кричать:
«Приляг, укройся теплым пледом!»

​Прошел, качаясь, в душевую,
Рука включила яркий свет,
Слепящий радужку глазную,
Прогнавший полусонный бред.

Кривя лицо берусь за кран,
Пора свести на нет дремоту.
Он как таинственный шаман:
Шипит и призывает воду.

Ну вот умывшись стал живей,
Не тянет к дрёмной темноте.
Помог бодрительный ручей,
Прибавил сил к рутинной суете.

Какой бы не была суровой,
Я выиграл утреннюю схватку.
Но главное – не ослаблять ухватку,
Ведь завтра все начнет по новой.

Не пугает пыльный цех,
Не мешает непогода —
Тягость обращаю в смех,
Ведь я труженик завода.

­­Эхо дальнего сегодня,
Под настоем бурных лет:
Показало мне бесплотный,
Старый, красочный букет.

Вырвали кусками фильмы
Из хранилища кассет.
Для других они незримы —
К ним всего один билет.

Звукообразов пространство
Заполняет чей-то смех.
После, в суматохе пьянства,
Слышу плач среди потех.

Тихий, нежный шепот —
Самый близкий на земле.
У него на сердце топот
Беспокойства обо мне.

Вытри мученные слезы:
Я немного повзрослел.
На замке мои курьезы,
Стих ребячий беспредел.

Этих образов картины —
Составная часть людей,
Как священные руины
Отгремевших прежде дней.

***
В первой строчке "эхо дальнего", слово "дальнего" имеется ввиду далекого/прошлого.
"Стих" - глагол

Спокойный с виду ветер
Предстал визжащей бурей,
Как тот подранок-вепрь,
Гонимый алой пулей.

​Несется между елей,
Об ствол ударив бок.
По пятнам шел умелый,
Несущий смерть стрелок.

​И я, почуяв силу,
Хотел свести на нет
Безумство заводилы,
Направив свой мушкет.

​Смотри, моя братва,
Как я, набравшись духу,
Стреляю буре в ухо
Свинцовые слова.

​Отшив былую святость,
Оскалив желтый рот,
Лицо явило ярость
С душою нечистот.

​"Меня не успокаивай!" —
Кричит кривая пасть. —
"У жизни я в хозяевах,
Тебе же — ниц упасть.

​Заделался тут в шефы,
Не имея власть.
Здесь на столе ты — трефы,
А я же — пиковая масть".

​На белых вздулись жилы,
По центру — черный блеск,
И в нем моя могила
И поминальный крест.

​Тогда я понял вот что:
Мне бурю не унять,
Ведь это непотребство
Способно убивать.

​Пропала сила слова
Пред сыном сатаны:
Коль много в тебе злого,
То и мозги мертвы.

****

Буря - воплощение человека

­­­Между пальцев – моя смерть,
Выедает легкие.
Губы закрывают жертв:
Зубы оголенные.

Тлеет белый цианид.
Горечь въелась в руки.
Я держу свой суицид –
Он не ждет разлуки.

Кто-то хлещет снадобья,
Гибель льет по горлу.
Хмель создаст надгробия –
Жизнь, видать, натерла.

Каждый – с личной чашкой
Бытовых кислот.
Гонка за бумажкой,
Дома – желчь забот.

С этим едким скрежетом
Не видать мне сон.
Оттого я вечером
Выйду на балкон:

В длинной рваной куртке
Встану у перил.
По карманам руки
Ищут пачечку могил.

Снова в пальцах моя смерть
Душит дымом легкие.
Губы кроют хрупких жертв:
Зубы темно-желтые.

Поволока темной глади,
Необъятный дом миров...
Сколько разной в тебе клади?
Сколько дымных поясов?

​В плотно-черном покрывале,
Белой насыпью огней,
В запредельной темной дали
Зарождалась жизнь свечей.

​Под навесом пыльных туч,
Детонацией камней,
Создается новый луч —
Будущих поводырей.

​Ты — пьянящая скульптура,
Шедевральное панно,
Недоступная фигура,
Многолетнее вино.

​Зрят в тебя глазами линзы,
Рыщут новые края.
Раздвигаешь ты границы
Для любопытства муравья.

​Равновесие теряю,
Засмотревшись на тебя;
О далеком размышляю,
Пальцем голову скребя.

​Беспокойные осадки
От закрытой напрочь двери...
Мозг в бредовой лихорадке
Хочет поглядеть сквозь щели.

​Намекни совсем немного,
Приоткрой нам всем глаза —
Тайну темного острога
Пропоют нам голоса.

​Что скрываешь затемненным?
Что бурлит под затаенным?
Мы — одни осмысленные кости?
Или есть под тайной гости?

​Я приехал на лето в деревню.
Тёплый ветер гоняет листву.
У забора – большие деревья,
Рядом бабушка щиплет траву.

​Спозаранку уже в огороде:
По‌лет грядки и ловит жуков.
На лугу, в небольшом хороводе,
Ходит белое стадо коров.

​После грядок готовит покушать.
Сладкий запах ласкает меня.
Нежный голос ложится на уши:
"С добрым утром, моя малышня!"

​Беззаботные прошлые годы
Я забыть никогда не смогу.
Вспоминаю, лежа на снегу,
Красоту деревенской природы.

​На снегу, с обожжённой щекой,
Мысли заняты милой тобой.
Память прошлого режет и жжёт...
Меня бабушка больше не ждёт.

­­Люди забросили жизнь в телефон,
Разум мигрировал жить в интернет.
Чаты, истории, новый айфон,
Новости, видео, фото котлет.

Жизнь переносим в бурлящий поток,
Тьма информации кроет волной.
Гайды, рецепты, картинки, тикток –
Выстрелом в голову блок новостной.

Я постоянно смотрю в телефон,
Жду сообщений, листаю соц.сеть.
Я не один – таковых легион,
Армия "сотников" будет густеть.

Трудно представить себя без него,
Ящик людей, собиратель души.
Образы, мысли и куча всего...
Полностью жизнь ты свою запиши.

_______

"Сотники" - от слова "сотовый", выдумал название для армии.

Открылась дверца шкафа,
Издав холодный скрип.
Старик в поместье графа
От страха давит хрип.

​Сквозняк, попавший в дом,
Кошмаром лёг на разум.
Почудился фантом,
Светящий красным глазом.

​Старик потряс башкой –
Пропало привидение.
На время вновь покой
Сковал воображение.

​Старик в кровать забрался,
Извёл его испуг,
К стене перевернулся,
А там сидит паук!

​Пушистый, чёрный, грозный,
Голодный, хищный жнец,
Усилил пульс венозный,
Навозных мух ловец.

​Старик упал с кровати,
Разбил висок и бровь,
Лежит в одном халате,
Паркет покрыла кровь.

​Набрали весу веки,
Тускнеет свет в глазах,
Текут по полу реки,
Пульсирует в ушах.

​Дрожащий голос старика
Тянулся, чуть хрипя:
«Прошу, костлявая рука,
Ещё не время для меня!

​Я слишком юн для смерти!
Уйди, не надо ждать!
Возьмите душу, черти!
Готов её отдать!»

​Никто не дал ответа.
Старик увидел жуть:
Над ним рука скелета
Ложилась прям на грудь.

​Мороз окутал тело,
В глазах застывший страх,
Сердечко заболело.
Старик в ночи зачах.

Пишу картины, но не краской.
​Снимаю фильм, но камер нет.
​Мои слова - моя указка,
​В них смысл, образ и сюжет.

Запах перегара, крошки на полу,
Водка и сигара брошены в углу.
Пятна на окошке, на диване грязь —
С миром безвозвратно потерялась связь.

​От проблем и горя напиваться в хлам —
Ложная попытка устранить бедлам.
Временное счастье и самообман,
А на утро — слезы и пустой карман.

​Не покоит нервы сигаретный дым,
Алкоголь не греет, а делает тупым.
Не излечат душу, не украсят день
Всё, что ты получишь, — сильная мигрень.

Пыльная дорога, зелёная трава,
На берёзах тихо качается листва.
На листве, на травах неуклюжий пляс:
Ярко-жёлтым блики ударяют в глаз.

​Я пойду подальше, где течёт ручей,
Где живёт поникший старый соловей.
Он сидит на ветке ночи напролёт
И давненько песни миру не поёт.

​Я присел на камень, оглядел ручей,
Посмотрел на ветку, где был соловей.
Он меня заметил и расправил грудь,
Чтоб на всю округу песню развернуть.

​Запою с ним вместе, распахну глаза,
И, сидев на камне, гляну в небеса.
Улыбнусь и встану, посмотрю вокруг.
На душе спокойно — ни тревог, ни вьюг.

Зашумели листья, затряслись стволы,
Засвистевший ветер прилетел с горы.
И помчался в чащу, дёргая кусты,
По пути срывая ветки и листы.

​А за ним по следу протянулся рой.
Наседали тучи, нарастал и вой.
Почернело небо, задрожал лесок,
Обнажила буря громкий голосок.

​Мимо стройных сосен, где текла река,
Побежали лоси! Их гнала гроза.
Громыхая сверху, плач свой донося.
Что за горе, небо, мучает тебя?

Из-за прихоти господ —
Угнетен страны народ.
Управленческий рецепт:
Посадить страну на цепь.

Цепь глобального контроля,
Цель которого ясна:
Ждет верхушка, чтобы воля
У народа умерла.

Чтоб надежда не воскресла
И топтались мы в грязи,
Пока вы, лениво с кресла,
Почести себе гребли.

Сижу я у камина,
С бокалом красного вина,
И пред лицом моим картина:
Уюта и тепла.

​Трещат в камине брёвна,
И успокаивают дух,
И нотки треска звонко,
Врезаются в мой слух.

​А время скоротечно,
Бежит, как стрелки на часах,
И я сижу беспечно,
Утопающий в мечтах.

​А за окном уже ночная тьма,
Виднеется луна,
А я всё также у камина,
С бокалом красного вина.

Своих творений главный критик,
Но в то же время и отец,
Тонувший в строчках аналитик,
Всегда в сомнениях пишет текст.

​А дописав, читает строки
И превращается в судью:
Он ищет каждые пороки,
Вершит дальнейшую судьбу.

​Судья ушел. Пришел палач на смену,
Над текстом занеся топор,
Он рубит слово, фразу, всю поэму –
Судейский исполняет приговор.

​Минула казнь. Ушел палач.
Остался только автор и бумага.
Затих сомнений горький плач,
И вновь перо остро, как шпага.

По стопам отца стал тОкарем,
Буду со станком возиться.
Теперь осталось бУхарем
И, как батя, спиться.

На завод я встаю в пять утра.
За окном — непроглядная темень.
Обещал лечь пораньше вчера,
Но снова — по старой все схеме.

​Гневный начальник осудит
За то, что я сонный на смене.
Обещал, что такого не будет,
Но снова — по старой все схеме.

Опять на работе ступор:
Как делать эту деталь?
Фигню начертил конструктор,
Послать бы его... в даль!

­Хочет умным казаться наш мастер,
С важным видом гуляет по цеху.
Но комедия он, не блокбастер,
У людей вызывает потеху.

Слесарей повергли в шок,
Рассказав про кап. ремонт.
Нереальный дали срок:
За неделю сдать станок.

​На убой пахал юнец,
Грезил о большой банкноте.
А в ответ — лишь "молодец!"
И копейки при расчёте.

На полу валялась стружка,
Не верстак, а склад хламья.
Вот такой мой сменщик — чушка,
Не работник, а свинья!

Я зелёный пришёл на завод,
Где у мастера — красная рожа,
Синий токарь водочку пьёт,
А у слесаря — чёрная кожа.

​Ну и кем же я стану потом?
Тоже будет красная рожа?
Может, синим стоять за станком,
Иль от грязи — чёрная кожа?

У начальства есть секрет:
Бракованных деталей нет,
И не должен знать заказчик,
Что тут поработал сварщик.

Хвастался студент Виталий:
Больше плана сдал деталей.
Ждет теперь наш план реформа -
Был рекорд, а стала норма!

Как бы ни казалась жизнь болотом,
Бери штурвал и будь пилотом!
Не бойся быть облитым пОтом,
Трудись! Крепчай! Лети к высотам!

​Порою будет труден путь...
Не смей бросать штурвал!
И руки опускать забудь -
Иначе ждет провал!

А помнишь, как это было?
Когда вокруг всё в ярких красках,
И время будто бы застыло,
И видно радость в глазках.

А помнишь, как играли во дворе?
И на уме одно веселье...
Теперь такое лишь во сне,
И то — не частое явление.

А помнишь, отдавали письма маме
С желанием на Новый год,
И как горело ожиданий пламя,
Когда же дедушка придет?

А как любил у бабушки в деревне,
Когда сквозь сон учуешь запах:
Там на столе блины с вареньем,
И бабушка в домашних тапках.

А кто ответит, что теперь?
Куда же делись краски?
Зачем же время мчит быстрей?
И где же радостные глазки?

И как же глупо я мечтал
Стать взрослым, выкрикнуть: "Ура!"
Ну почему никто мне не сказал,
Что детство — лучшая пора!